«Быть журналистом в России пока терпимо»

Через несколько лет Мария Шестерикова может попасть в подборку Esquire «10 молодых журналистов, за которыми нужно следить». В самарской «Комсомолке» она публикует сторителлинги, с которыми ездит по стране и выигрывает федеральные конкурсы по журналистике.

Максим Федоров поговорил с 21-летней журналисткой о том, что осталось в тени успеха: харассмент в 18 лет, чернуха в самарских СМИ ради трафика, расширение моральных границ и возможная эмиграция.  

Намотанная на столб «приора» и харассмент

— В мае 2016 года ты ушла из «Самарских известий». Ты могла пойти в любое издание. Опиши ситуацию, когда решила устроиться именно в «Комсомолку».

— Тогда популярность набирали «Большая Деревня» и «Другой город». В БД я бы просто не смогла работать. Они делают много крутых текстов и проектов, но это все не мое. С ДГ я пыталась сотрудничать, когда еще писала в «Самарских известиях», но тоже не мой формат.

У меня был один главный критерий – работать в федеральном СМИ. В Самаре таких два – «Аргументы и Факты» и «Комсомольская правда». Все понимают, что «АиФ» уже не тот, поэтому выбрала «Комсомолку».

Я сказала Роме Арсенину [бывший главный редактор «Самарских известий» – прим. авт.], что ухожу. Было много скандалов, но меня отпустили.

— Какие скандалы?

— «Самарские известия» постепенно умирали. Это было понятно всей редакции. Чтобы хоть как-то оживить газету, Рома пробовал все варианты. Я ему говорила, что некоторые темы лишние, об этом лучше не писать. Но у него было свое видение. Получилось, что мы и так конфликтовали, а тут я еще ухожу в самый трудный момент.

Олег Нечаев [бывший корреспондент «Самарских известий» – прим. авт.] уговаривал остаться, говорил: «В «Комсомолке» ты будешь писать о том, как олень перебежал дорогу». Я спокойно отвечала: «Да, буду» – и продолжала оформлять документы.

Сейчас мы с Ромой общаемся. Обид не осталось.

— В «Комсомолку» тебя взяли без проблем?

— На собеседование я пришла с огромной папкой своих публикаций. Алена Самарина [главред «Комсомольской правды Самара» с 2012 по 2017 годы – прим. авт.] посмотрела мое портфолио и посадила обзванивать спикеров. Я должна была спрашивать, какие книжки они берут с собой в отпуск. В «Самарских известиях» я была редактором отдела образования, а тут посадили на телефоне.

Потом меня стали отправлять на репортажи, и я быстро втянулась.

— Когда устраивалась в «Комсомолку», ты же понимала, что там много новостей о ДТП, криминале и прочем таком?

— Мне было 18. Я ничего не знала, кроме «Самарских известий». Хотела попробовать новое. Конечно, я понимала, что придется писать обо всем. Такие новости дают трафик. Когда «приору» трижды намотало на столб, это читают.

— Да, читают. Но зачем это писать?

— Задача такого издания, как «КП» — удовлетворить интересы большого числа людей. Что поделать, если ДТП, криминал и оголившиеся женщины интересуют читателей больше краеведения, например? Но и для интеллектуалов тоже пытаемся работать. Мы осознанно делаем много контента не ради трафика. Это качественные, достойные материалы. Про историю любви Максима Горького в Самаре вот писали.

СМИ в топе ливинтернета стараются писать обо всем. «Другого города», «Большой деревни» в топ-3 нет. Вы принципиально не пишете чернуху, работаете на более узкую аудиторию.

— Значит, ты ставишь трафик выше контента?

— В Самаре – да. Может быть, у нас появится издание, которое будет соблюдать баланс. Но пока это невозможно.

— Иногда «Комсомолка» выдает чисто женские тексты: когда девушки КП на каблуках измеряли глубину ям на дорогах или велодевичник. Это специально закос под женское издание?

— Когда девушки в красивых платьях и на каблуках измеряют глубину ям, это читают не девушки (смеется – прим. авт.). Велодевичник – это вообще не наш проект, мы просто там участвовали. Мы не хотим превращать КП в женское издание. Просто стараемся необычно подавать тему и расширять аудиторию.

— Я не зря затронул женскую тему. За последние два года у тебя было много поездок: «Иволга», Грушинский фестиваль, разные медиафорумы. В это же время мы все узнали о харассменте. Ты не боишься?

— Нет. Мне неприятно, когда пристают после отказа. Со мной были случаи, когда люди на высоких должностях не понимали слова «нет». Когда я была младше, терялась и не могла быстро сориентироваться, как выйти из такой ситуации.

— Не называя должности человека и места, где это происходило, опиши один такой случай с тобой.

— Мне было 17-18 лет, я уже официально работала журналистом. Этот человек был старше меня больше чем на 10 лет. Мы встретились, поговорили о деле, попили кофе. Я человек эмпатичный, быстро иду на контакт, и мне нравится общаться. Но иногда люди неправильно это воспринимают.

Беседа за кофе переросла в приставание: пытался потрогать за руку, колено. Я сопротивлялась, но человек не переставал. Когда к тебе пытаются залезть под юбку, впадаешь в ступор. Я растерялась: не знала, как остановить его и боялась уйти, потому что «вдруг сделка сорвется».

В итоге той ситуации я свела все к шутке, и вроде бы мы разошлись мирно. Но потом он поставил условие: не придешь еще раз на встречу, откажется сотрудничать. Конечно, ничего, что он хотел, не было.

— Сейчас ты научилась такие действия пресекать?

— Настолько дикая история со мной была лишь однажды. Сейчас отказаться проще, и виноватым себя не чувствуешь. Я четко вижу границу, где харассмент, а где шуточное приставание. Если бы меня потрогали за попу на корпоративе «Медузы», я бы не стала просить, чтобы главного редактора уволили.

Эвтаназия, Путин и БДСМ-вечеринка

— Ты пишешь в самарских СМИ уже пять лет. За это время были тексты/задания/темы, от которых ты хотела отказаться или отказывалась?

— Иногда не хочется писать про жену самарского олигарха Ксению Царицыну и намотанные на столб «приоры». С большими текстами такого не было. Я стараюсь придумывать темы сама и поэтому кайфую, когда пишу.

— Есть история, от которой ты отказалась, а спустя время ее подхватили в другом СМИ и сделали из этого «бомбу»?

— Таких историй было много, но они так и не становились «бомбовыми» текстами. Обычно люди, которые звонят, пишут, жалуются в СМИ – истерики. Иногда можно из их рассказа вытащить крутую историю, но чаще всего это тягомотина.

— Ты написала про дом престарелых в Орловке. Проникновенная история о том, как там живут и доживают. Когда ты поделилась этой публикацией на своей страничке в фейсбуке, ты написала: «Немного грущу, что в России запрещена эвтаназия». Как это сочетается?

— Сейчас в России два варианта старости: либо ты живешь дома, и тебе помогают родственники, либо ты доживаешь в доме престарелых. Там у тебя есть дистанционные внуки, за тобой следят, лечат. Но в доме престарелых я не встретила хотя бы одного счастливого человека. Там люди хотят побыстрее умереть.

— Поэтому так радикально – сразу эвтаназия?

— Это добровольный выбор человека.

— Кстати, про выборы. На «Студенте года» отметили твои репортажи с выборов губернатора и президента. В текстах ты топишь за честное голосование, за наблюдателей. Но у тебя вообще нет текстов про митинги, которые были в это же время на улице.  

— В основном, митинги проводит Навальный. Но я его не поддерживаю. Не потому что он оппозиционер. Просто не разделяю его взглядов. Мне кажется, он ведет нечестную игру.

— Про что ты никогда не напишешь?

— Иногда мне кажется, что мои моральные границы слишком размыты.

— Допустим, в Самаре устроят закрытую БДСМ-вечеринку, и в тебе скажут сделать репортаж. Ты пойдешь туда?

— Без проблем. Дело не в теме текста. Я соглашусь на любое задание, где не нужно врать. Ни за какие гонорары я не буду идти против себя и лгать.

— В этом году ты была лауреатом премии ОНФ. Лидер ОНФ – Владимир Путин. У тебя как журналиста, который топит за честные выборы, не возникает внутреннего конфликта?

— А как Путин противоречит честным выборам? Результаты выборов подделывают местные избирательные комиссии, которые хотят выслужиться.

Я попала на конкурс ОНФ с текстом про слепую девочку. Она не могла безопасно выйти из дома. И пока я не написала о ее проблеме, власти не реагировали. А конкурсы и премии пришли потом. Главное, что текст помог человеку.

Крутые журналисты и будущее

— Три российских СМИ, которые нужно читать каждый день.

— «Медуза», Euro News и «Комсомольская правда».

— Три самых крутых журналиста в России прямо сейчас?

— Марина Ахмедова из «Русского репортера», Андрей Колесников из «Коммерсанта» и Петр Маняхин из «Батенька, да вы трансформер».

— В этом году ты получишь диплом бакалавра. Останешься в Самаре или пойдешь дальше?

— Не знаю. Но мне точно нужен диплом магистра. В журналистике есть должности, на которые нельзя поступить без магистратуры.

— Ты хочешь стать редактором?

— А вдруг.

— Многие сейчас эмигрируют. Что должно произойти с тобой или в России сейчас, чтобы ты переехала за границу?

— Я думала переехать ненадолго. Образование за границей намного качественнее. Почему бы не попробовать? Но пока это лишь мысли.

— Ты хорошо ушла от ответа. Но все же, что должно случиться, чтобы ты эмигрировала?

— Если бы повторился 1991 год: дефицит продуктов, голод, безработица, нестабильность. Если бы началась война.

— А то, что происходит сейчас, терпимо?

— Терпимо.

Почитать тексты Марии Шестериковой в «Комсомольской правде» можно здесь.

Автор фото обложки: Светлана Маковеева

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook